Дождь и солнце означают перелом в судьбе

    Я послонялась по комнате, пощупала свою сырую куртку, висевшую над камином…

И поняла, что странные гости рискуют затянуться. А занять себя – абсолютно нечем! Вчерашних листочков на столе не наблюдалось, а спасительный гаджет, с кучей закачанных книжек, остался дома. Впрочем, какие книжки?! Я сама сейчас в книжке оказалась! Причем, как положено книжному герою, не знаю, что меня ждет за следующим поворотом сюжета, и каков будет финал всей этой истории? Да уж! Как пела колдунья в одном из моих спектаклей:Но если шило воткнуто в сиденье
 И колется, куда бы ты ни сел,
То помни, мой дружок, что приключений
Всегда бывает больше, чем хотел!

   Хотела в сказку попасть – на тебе!  Попала и влипла по самое…  «не балуйся»!

Мечтала со Сказочником познакомиться – и это тебе устроила «добренькая» тетушка Судьба. Впрочем, встреча со Сказочником, пожалуй, самое хорошее из всего, что со мной случилось за эти безумные дни. Кроме встречи с Вандой, разумеется.

Сказочник Христиан. А он довольно сильно изменился со времен событий старой сказки. Тогда он был юношей, пылким, отважным и немного чудаковатым. А сейчас? Отвага и юношеская пылкость, конечно, остались. Но теперь Сказочник – это взрослый мужчина, серьезный и уверенный в себе. Который  готов стать воином, если необходимо защитить своих друзей. Сегодня утром  Сказочник показался  мне похожим… на Ланцелота! Рыцаря из другой сказки Шварца, который отважился на безнадежный поединок с Драконом. И победил, между прочим!

    Я поймала себя на том, что уже минут пять неподвижно стою посреди комнаты и задумчиво улыбаюсь своим мыслям. Слушай, приди уже в себя, «сударыня»!  Выловленная из воды без расчески и косметички. Пожалуй, даже хорошо, что здесь зеркала нет!
Я покачала головой, подошла к столу, начала неторопливо собирать кружки и тарелки. «Я спасла тебя, потому что ты дорог мне!» Ну да, это правда, дорог! Христиан оказался именно таким, каким я представляла его в детстве. Добрый. Светлый. А милая, чуть старомодная манера речи придает ему особое обаяние.

Я вздохнула. Вот вроде бы нашла Сказочника, убедилась, что с героем старой сказки все в порядке, а тягостное чувство какой-то опасности, нависшей над ним, не отпускает. Впрочем, это неудивительно, если учесть, сколько у нас врагов! И еще… Мне показалось – или, в самом деле, он пережил какой-то душевный надлом? Эти его стихи про «лед равнодушия», его странный и мрачный взгляд, когда он говорил о Герде и об осколке ледяного зеркала.

 Мои размышления прервал стук каблуков. Сказочник быстро сбежал по лестнице, вытирая на ходу руки промасленной тряпкой.

— Прошу прощения, Марта, что исчез так надолго. Старый генератор опять капризничал. Пришлось убедить его, что надо держаться из последних сил. Древний аппарат вздохнул, но послушался меня. Слышишь? Он снова заработал.

   Я улыбнулась:

— Да, Христиан, разговаривать с вещами ты умел всегда. Правда, жаловался, что все эти чайники, сюртуки и башмаки, оттого что ты часто болтал с ними, считали тебя своим братом и совсем не уважали.

— Было когда-то такое дело! – Христиан улыбнулся в ответ. — Но теперь я научился  говорить с ними строго, как мудрый учитель. И вещи слушаются меня. — Говоря эти слова, Сказочник  шагнул к столу и с грохотом опрокинул стоявший рядом стул.

 — Ох! Правда, не всегда.

   Я рассмеялась и помогла ему вернуть стул на место.

— Ты говорил о Снежной королеве и Герде — она как-то сумела навредить девочке?

— Да! – снова этот тяжелый, мрачный взгляд. – Я расскажу тебе все. Но сначала кое-что покажу.

   Христиан  вышел из комнаты и быстро вернулся, неся в руках… маленький телевизор весьма древнего вида. Это было так неожиданно, что  я не нашла ничего умнее, как спросить:

— Что это?!

— По-моему, в вашем веке оно зовется «телевизор». А что, у тебя такого нет?

— Не-а. Зачем мне этот «зомби-ящик»? Мне компьютера вполне хватает. Новости я и в интернете прочитать могу. Зачем ты притащил это чудо враждебной техники?

— Сейчас увидишь.

    Он воткнул вилку в розетку, покрутил какие-то колесики допотопной настройки.

— Ну, давай же, приятель. Соберись  с силами! – Христиан ласково похлопал аппарат по пластиковому боку. — Я знаю, ты устал, тебе тоже противно все это показывать. Но, пожалуйста, сделай это ради нас.

   То ли уговоры   Сказочника возымели действие, то ли древний агрегат, наконец-то нагрелся, но по экрану побежали полосы, телевизор захрипел, загудел и выдал черно-белую картинку: Советник среди журналистов дает пресс-конференцию. Я даже отшатнулась от экрана.

— Все должно подчиняться заведенной системе — бубнил он, уставившись в камеру ничего не выражающим взглядом. — Работа, карьера, денежный рост. Никаких планов, никаких фантазий, никаких мечтаний!

    Христиан переключил телевизор на другой канал. Там шла какая-то новостная программа. Захлебываясь от восторга, ведущая тараторила:

— Известный предприниматель господин Ратус является  приверженцем здорового образа жизни. Он уделяет много часов спортивным занятиям в своем личном фитнес-центре.

   Камера показала здание с большой эмблемой на фасаде: семь золотых корон на сером фоне. Затем изображение переместилось в спортивный зал, битком набитый одинаковыми носатыми амбалами в сером.

— Армия Крысиного короля — прошептал Христиан. — А вот и он сам!

   На экране появился бритоголовый качок, все с тем же изображением семи корон на майке. Пыхтя, он поднимал и опускал гири, которые почтительно подносили ему его амбалы. Потом он в изнеможении рухнул в подставленное кресло и дал пинка одному из телохранителей. Тот с поклоном преподнес королю  бокал с чем-то зеленым и противным на вид.

— Мой энергетический коктейль собственного изобретения, — голос Крысиного короля,  как я и думала, оказался громким и визгливым.

 — Прекрасно бодрит и укрепляет зубы.  

    И король продемонстрировал два ряда устрашающих желтых клыков.

— Тьфу, гадость какая! – буркнула я, отворачиваясь от экрана. — Хорошо хоть, голова одна, а не семь, как в сказке.

      Христиан снова бросил на меня внимательный и печальный взгляд

— У Дракона тоже была одна голова, когда он принимал человеческое обличье…

   Я вздрогнула. Сказочник словно прочитал мои недавние мысли о Драконе и рыцаре Ланцелоте. Христиан, меж тем, снова переключил какой-то канал.

— Вот что я хотел тебе показать. Смотри!

   Экран показал лекционную  аудиторию какого-то университета. Ведущий, стоя в толпе студентов, торжественно вещал:

— Сегодня леди Айс, профессор электроники, соционики и психологии выступит в нашем университете с увлекательной  лекцией на тему: «Изменение сознания людей и способы управления толпой в личных целях»

   На трибуну уже влезала знакомая бледная тощая тетка. На этот раз она была одета в белый деловой костюм. Но тут бедный телевизор пискнул и отключился, видимо, навеки. Христиан сочувственно вздохнул, снова погладил несчастный аппарат и обратился ко мне:

— Как тебе название лекции?

— Омерзительно! На нашу беду, школа Снежной Королевы, похоже,  расширяется. Правда, я сначала думала, что эта ледяная ведьма занимается исключительно своими компьютерами.

— Если бы! – Сказочник мрачно покачал головой. — Изменение сознания людей – вот чем Снежная Королева занята сейчас. Марта, я, как и ты знаю силу слова! Помнишь, — можно написать – «На холмах Грузии лежит ночная мгла» – а можно — кляузу на соседа?Слово может спасти человека, поддержать его в трудный час, дать радость и надежду. Но оно может и смертельно ранить, может отравить человека или остудить его сердце навеки. И этим Темным Даром Слова Снежная Королева овладела в совершенстве! Она даже научилась писать стихи.  Но каждый ее стих – это порция яда в красивой обертке.

   Я молчала, не зная, что сказать. Такого ужаса я не испытывала давно! Что там все ледяные компьютеры Советника! А Христиан продолжал рассказывать:

— Понимаешь, Снежной Королеве даже не надо было творить свое колдовство, призывать морозы и бури. Она просто поговорила с Гердой.  Потом мне передали, что  именно королева сказала девочке.

   И Сказочник медленно, словно бы через силу, произнес:

Милая Герда, что тебе этот Кай? 
Он Королеве Снежной подходит больше. 
Горькая vita станет едва ли dolce, 
сколько её капризам ни потакай. 
Милая Герда, «вечность» в кусочках льда 
так серебрится! – долго глядеть опасно. 
Милая Герда, разве тебе не ясно: 
сердце растает – душу зальёт вода! 
Ну, разверни оленя, назад, назад, 
Ты же своей любовью погубишь Кая. 
Что ему, в самом деле, любовь людская? —
Он Королеве Снежной смотрел в глаза! 
Ну, не глупи, придумай другой финал, 
Бабушке корвалола накапай в чашку. 
Кая забудь, он – прожитый день, вчерашний. 
Он
о тебе
ни разу
не вспоминал…

   Я содрогнулась. Да уж, порция яда, иначе не скажешь! Взрослой женщине невыносимо такое услышать. А что уж говорить о юной девушке, почти ребенке?

Неудивительно, что ее душа оледенела!

— Я пытался что-то исправить, — Христиан почти перешел на шепот.

— Пытался встретиться с Гердой. Но…

— Снежная королева поговорила с тобой, — тихо сказала я.

   Сказочник кивнул, подошел к камину и замер неподвижно. Отблески огня золотыми искрами отразились в его глазах.

 – Понимаешь, Марта, в старой сказке моим противником был Советник. Хорошо  знакомый враг. Мне было понятно, как с ним бороться: находчивостью, веселой выдумкой или даже шпагой.  А она говорила такие правильные, полные сочувствия, слова. О том, что мир не исправить ни прекрасным стихотворением, ни доброй сказкой! О том, что люди читают мудрые, светлые книги об Истине, Добре и Красоте, а потом идут и убивают себе подобных! О том, что мне давно бы пора понять все это, отбросить перо и заняться реальной жизнью! Снежная королева говорила много. И каждое ее слово  было  для меня ударом отравленного клинка!  

   Христиан медленно опустился в кресло и провел руками по лицу.

— Десять дней после этого мне не хотелось жить. А потом я написал песню.

   Сказочник взял, лежавшую возле стола гитару, осторожно коснулся струн и негромко запел:

Этих пыльных потертых страниц голоса,
Этот вкрадчивый шелест и лепет.
Для чего они? Знаешь? Ответишь ли сам,
Если слезы глаза твои слепят?
Эти тайны, что старый хранит переплет,
Эти двери в пространства иные
Не откроются. Не защитят от невзгод.
Не сломают решетки стальные.
И бумажный твой замок золою лежит,
Черный пепел ловить бесполезно.
 Никого еще ветхих томов стеллажи
Не спасли от огня и железа.
Но слова оживают! Из песен, из книг,
Из души вылетают, как стрелы.
И дрожит искаженной реальности лик,
 И  становится черное — белым!
И кривое — прямым! И растет ураган,
Черный дым унося за собою.
И шумит воскрешенных страниц океан,
Став однажды твоею судьбою.

   К последним строкам песни голос Сказочника обрел неожиданную силу, зазвучал мощно и призывно, как набат. Я еле сдержалась, чтобы не броситься ему на шею.

— Христиан, это было прекрасно! Ты выстоял! Ты не сломался, раз смог написать такое!

   Он грустно улыбнулся и отложил гитару.

— Да, я выстоял. Но  мне не удалось никого спасти. Я плохой учитель, Марта. Наверно, я рассказывал детям  не те сказки, раз их души оказались так беззащитны перед злом.

    Ну вот, он сейчас опять повесит голову и загрустит! О, эти вечно подверженные депрессиям творческие люди! Я подошла к Сказочнику, положила руку ему на плечо…
Ох! Что я там сама себе говорила еще до начала всей этой череды безумных событий? Про трепет и волнение? Про жар чужой души, который чувствуется так же, как тепло тела через тонкую рубашку? Пальцы мои чуть дрогнули. Щеки вспыхнули предательским румянцем. Тот самый жар и трепет волной пробежали по телу, заставляя сердце биться сильнее. Должно быть, Христиан, тоже что-то такое почувствовал. Он  торопливо вскочил с кресла, взял меня за руку, прикоснулся губами к моим пальцам.

— Христиан, не кори себя! – сказала я, осторожно отнимая у него свою руку.

 — Ты сделал все, что мог и даже больше. Ты же сам еле устоял перед натиском этого холода и тьмы, что уж говорить о детях!

Сейчас эпоха всеобщих расставаний … кого разлучает жизнь, кого смерть. Сегодня разлука так обычна, а оригинальна как раз встреча … она почти как чудо …

Разве не чудо, что мы с тобой сидим вдвоем и разговариваем ???  А теперь мы вместе будем искать способ, как спасти Кая и Герду.. И как защитить наш несчастный мир.

— Спасибо, Марта, — тихо произнес Сказочник. — Ты вновь бросаешься мне на помощь. И тьма отступает.

   Я, окончательно смутившись, отошла к окну. То, что я там увидела, заставило меня на миг забыть об этой странной вспышке чувств. За окном бешено выл ветер. Земля, небо, морские волны – все тонуло в слепой белой пелене. Вихри несли тысячи снежных хлопьев, закручивая их в неистовой пляске.

— Буря не утихает! Как же я попаду домой? Там Ванда одна осталась. Наверное, места себе не находит, думая, куда я пропала. А вдруг она отправится меня искать? А вдруг Советник сделает ей что-то плохое?!

   От внезапно нахлынувших страшных мыслей меня затрясло, ноги подкосились, и на глаза навернулись бессильные слезы.

— Марта, Хранительница, ну не плачь, пожалуйста! – Христиан рванулся ко мне, обнял, привлек к себе. – Я не смогу попросить ветер утихнуть. Это суровый Норд, он подчиняется Снежной Королеве. Но я знаю способ, как сделать так, чтобы Ванда  увидела тебя во сне и поняла, что с тобой все в порядке. Я сумею, я же Сказочник!

   Он ласково гладил меня по волосам, утешая, как маленькую.

– Ты только успокойся, пожалуйста.

— Спасибо, Христиан! – я прерывисто вздохнула. — А ты, правда, сможешь подать Ванде знак, что я в безопасности?

— Ну, конечно! Этой ночью ты сама ей приснишься и скажешь, что нашла меня, и мы вместе пережидаем бурю на маяке. А чтобы она поверила сну, передашь ей эти стихи. Утром Ванда найдет листок под подушкой.

   И Сказочник протянул мне листок со стихами:

Капли падают на крышу – теплый дождь идет,
Это доброе знаменье: в сердце тает лед.
Дождь и солнце означают перелом в судьбе.
Босиком по звонким лужам я бегу к тебе.

— Какие хорошие, добрые слова! – я вытерла слезы. — Ну вот, Христиан, ты тоже помог мне. В очередной раз.

— Такая  уж видно наша судьба! – Сказочник улыбнулся мне открыто и ясно. — То и дело спасать друг друга.

— Ну, да – согласилась я. – Про это даже стих есть. Как будто про нас с тобой написанный. Недавно обнаружила  на просторах интернета. Мне так понравились эти строчки, что я их даже наизусть выучила. Вот послушай!

Сколько можно страдать, выбирая одно из двух,
Свеженайденным знанием мериться допоздна?
 Ты умеешь в шуршании листьев услышать Звук.
 Я умею в дрожании листьев увидеть Знак.
 Жизнь изрезана нишами – каждый нашёл свою.
Глупо сравнивать кошку и ястреба – ну и что ж?
Ты упорно, незыблемо веришь, что я спою.
Я упрямо, отчаянно верю, что ты прочтёшь.