Маркевич роман перелом

Константин Николаевич Леонтьев

(Москов. Ведом. 1882 годa.)

Этот последний роман г. Маркевича (только что изданный отдельно и очень красиво г. Сувориным) есть ни что иное как продолжение другого прекрасного произведения его – Четверть века тому назад.

Почитатель таланта г. Маркевича (таланта в одно и то же время столь изящного и столь сильного) с радостию встречает в Переломе прежних знакомых своих: красавицу и умную авантюристку Ольгу Ранцеву, ее простого и благородного мужа; отвратительную и вместе с тем крайне забавную княгиню Аглаю Шастунову (мать идеальной Лины, умершей в первом романе); ее неизменного Зяблина; Ашанин, привлекательный, красивый и добрый московский Дон Жуан, тоже является здесь, хотя и на десять лет позднее, но почти всё тем же. Юношу Славянофила Гундурова, сосланного в первом романе, по проискам графа Анисьева, в Переломе мы видим деятельным членом коммиссии по крестьянскому вопросу. Политическая роль его похожа на ту, которую играл Юрий Федорович Самарин в деле освобождения крестьян.

В новом романе мы, между прочим, присутствуем при весьма печальной кончине отца г-жи Ранцевой, исправника старого стиля, эстетика и взяточника, Елпидифора Мартыновича Акулина, и знакомимся с исправником новой либеральной формации – Факирским (в романе Четверть века он был, кажется, мечтательным студентом). – Красивый „преторианец“ Анисьев теперь уже достиг высших должностей…

Сверх всех этих прежних знакомых наших, до конца очень верно выдержанных автором, мы здесь встречаем много новых лиц, отчасти очень умно задуманных и художественно изображенных, отчасти же чуть-чуть не прямо списанных с весьма известных особ. Из числа лиц новых и вымышленных особенно замечательны: Троекуров, кавказский молодой герой, богач, истый барин русский, патриот и отличный мировой посредник; влюбленная в него энергическая и оригинальная княжна Кира Кубенская и пожилой придворный, граф Наташанцев, поклонник Ольги Ранцевой.

К числу же почти портретов, как говорят, надо отнести государственных деятелей: графа Вилина, блистательного VIавлинова, Ягина и отчасти даже знакомого нам еще из „25 лет тому назад“– графа Анисьева. Потом – художников (уж не литераторов ли?): ядовитого и остроумного Топыгина, пустого болтуна Гаврилкина и Самурова, „старого монархиста, сочувствующего нигилистам“, даровитого и тонкого, но, по безхарактерности, желающего и в „легальности“ пребыть, и угодить либеральному сброду, всем стремлениям которого он сочувствует…

За сходство ненадежного „художника“ Самурова и непоколебимого, угрюмого графа Вилина, с их действительными оригиналами, пишущий эти строки может ручаться, так как ему пришлось видеть и знать несколько и того, и другого: и тяжелого, строгого государственного мужа, и того „русского Мессонье“, которого имел в виду г. Маркевич, – весьма симпатичного и весьма ненадежного…

Всё это в высшей степени любопытно и занимательно. Прочтя первые главы Перелома, оторваться уже нет возможности. Автор приковывает вас к своей книге, и первое впечатление, особенно при непрерывном чтении отдельного издания, таково, что критиковать „рационально“ нет ни малейшей охоты, а является одно желание воскликнуть: „Прекрасно! Прекрасно! и, подумав, прибавить еще:

– Нет, не оскудела еще Русская земля литературными силами!

Уже потом, позднее, являются какие-то поползновения на более внимательную критику.

Например, если сравнивать г. Маркевича с самим собою, то можно найти, что Перелом выше всех прежних его сочинений, за исключением Четверти века назад… Роман Четверть века написан с необычайною теплотой, удивительною искренностью и правдой поэзии. Если у графа Льва Толстого в „Анне Карениной“ нас поражает особенного рода удивительный, безпристрастный, почти научный по своей истине и тонкости психический анализ самых разнообразных оттенков, за то у г. Маркевича мы найдем больше лиризма и движения, больше любви к изображаемой действительности.

В Переломе, пожалуй, движения драматического еще больше, чем в Четверти века, но теплоты и живописной поэзии гораздо меньше.

Чему это приписать, не знаю: тому ли, что автор время, изображаемое в Четверти века, любит гораздо больше, чем шестидесятые года; тому ли, что и в самом деле то время было лучше (в эстетическом, по крайней мере, отношении); или, наконец, просто самому сюжету и месту действия. (Подмосковное княжеское имение 50-х годов…) Не знаю!

Впрочем, и в Переломе есть страницы полные чувства и глубокого драматизма: таковы сцены смерти Ольги Ранцевой и сцена прощанья севастопольского героя с несчастным мальчиком-сыном, которого совратил гнусный Овцын в нигилизм.

Роман этот, сверх того, имеет и достоинство историческое. Автор близко знаком с жизнью высшего Петербургского круга, и многие действительные и драматические черты той эпохи, которая на этот раз избрана г. Маркевичем, будут, благодаря его блестящему произведению, сохранены для потомства…

О нигилисте Овцыне мы умалчиваем. Он здесь очень кстати; он даже необходим. Но этого рода молодые русские люди до того в действительности грубы и как-тο
мерзостно–несложны, что их изображать в романах довольно верно стало так же легко, как изображать карандашом и красками какого-нибудь пьяного, старого пролетария, с красным носом и в лохмотьях, выходящего из кабака.

У Овцыных есть только одно подобие качества – это их смелость. Но ведь и урод Ферсит (презрительный Терзит, по выражению Жуковского) был довольно смел, грубил даже царям и т.п.; но это не мешает ему казаться рядом с Ахиллом и Диомедом столь же гадким, сколько кажется нам противным революционер Иринарх рядом с Троекуровым, Ашаниным, Гундуровым и со столькими порядочными людьми, изображаемыми г. Маркевичем в его превосходных произведениях.

Вам может быть интересно:

Комментарии для сайта Cackle

Источник

Ïåðåëîìú. Ïðàâäèâàÿ èñòîð³ÿ. Á. Ì. Ìàðêåâè÷à. Âú äâóõú êíèãàõú, ÷åòûðåõú ÷àñòÿõú. Ñïá. Èçäàí³å êíèæíàãî ìàãàçèíà Íîâàãî Âðåìåíè.

   Ñóùåñòâóþòú ïèñàòåëè, êîòîðûå ñ÷èòàþòú âîçìîæíûìú èçîáðàæàòü æèçíü, çàðàíѣå îïðåäѣëÿÿ ñåáѣ òîòú óãîëú çðѣí³ÿ, ïîäú êîòîðûìú äîëæíà ïðåäñòàâèòüñÿ ýòà âûìûøëåííàÿ æèçíü ÷èòàòåëþ. Îáû÷íî çà ýòèìú óãëîìú ñêðûâàåòñÿ òàéíîå æåëàí³å àâòîðà — ïîó÷èòü, íàñòàâèòü… Íî ìîæåòú ëè ïîó÷àòü ÷åìó-íèáóäü èñêàæåí³å, êàððèêàòóðà? Íѣêîòîðûå ïèñàòåëè äóìàþòú, ÷òî ìîæåòú.
   Âú òàêèìú ïðèíàäëåæèòú è ã. Ìàðêåâè÷ú. Îíú èñêàæàåòú æèçíü, ñîáûò³ÿ, ëèöà, è âñå ñú áëàãîíàìѣðåííîþ öѣëüþ — ïîó÷èòü, èñïðàâèòü.
   Âñÿ ýòà äâóõòîìíàÿ ïàðîä³ÿ îçàãëàâëåíà — «Ïåðåëîìú». Ïðàâäèâàÿ èñòîð10;ÿ ñîçäàíà âú íàçèäàí³å äëÿ ñîâðåìåííûõú ãîðÿ÷èõú óìîâú è ãîëîâú. Âçÿòî âðåìÿ äî îñâîáîæäåí³ÿ êðåñòüÿíú è òîò÷àñú ïîñëѣ îñâîáîæäåí³ÿ. Ðàçóìѣåòñÿ, âñåíåïðåìѣííî óïîìèíàåòñÿ î Ãåðöåíѣ, îáú åãî Êîëîêîëѣ. Òîëüêî êàêú óïîìèíàåòñÿ?… Êàêîþ ãðÿçüþ çàáðàñûâàåòñÿ ïîêîéíèêú, áåçñèëüíûé òåïåðü, ÷òîáú îòâѣòèòü íà âçâîäèìûÿ íà íåãî êëåâåòû!… Ã. Ìàðêåâè÷ú äàåòú âú ñîòðóäíèêè Ãåðöåíó, êàêú ðåäàêòîðó Êîëîêîëà, êàêèõú-òî ïðîéäîõú, æóëèêîâú, «õîäàòàåâú ïî äѣëàìú». Îäèíú èçú òàêèõú «õîäàòàåâú» æèëú íà Äðà÷åâêѣ è âú åãî êîìíàòѣ ìîæíî áûëî âèäѣòü íóìåðà Ñîâðåìåííèêà è Êîëîêîëà, ãîâîðèòú àâòîðú. Îíú æå, ýòîòú õîäàòàé, îáèðàåòú ñâîþ ëþáîâíèöó èçú ïðîñòûõú, îáìàíîìú âûòÿãèâàåòú ó íåÿ äåíüãè, êîòîðûÿ ïîòîìú îòêàçûâàåòñÿ îòäàòü, è îíú æå, ýòîòú õîäàòàé, ñîñòîèòú êîððåñïîíäåíòîìú Êîëîêîëà!… Ìîæíî ëè ïðåäñòàâèòü ñåáѣ åùå áîëѣå áåçöåðåìîííîå îòíîøåí³å êú ïóáëèêѣ?!
   È ÷åãî çäѣñü íå ïðèïèñûâàåòú ã. Ìàðêåâè÷ú Ãåðöåíó, ñîâåðøåííî, ïîâèäèìîìó, çàáûâàÿ, ÷òî èñêàæåí³å èñòèíû ìåíüøå âñåãî ïðîùàåòñÿ áåëëåòðèñòó, è ïðèòîìú åùå èñêàæåí³å ñú ïðåäâçÿòîþ öѣëüþ… Îíú çàáûâàåòú, ÷òî ýòî ìîæåòú çàñòàâèòü ÷èòàòåëÿ îòøâûðíóòü åãî ðîìàíú, ïðåæäå ÷ѣìú îíú áóäåòú äî÷òåíú äî êîíöà, åñëèáû äàæå îíú è îòëè÷àëñÿ âñѣìè ïðî÷èìè äîñòîèíñòâàìè, êîòîðûõú âú äàííîìú ñëó÷àѣ âú íåìú íѣòú… Íî îáûêíîâåííî òàê³å ïèñàòåëè, êàêú ã. Ìàðêåâè÷ú, ìîãóòú ñîçíàâàòü òîëüêî îäíî: «íàäî ïåðåòü», íåñìîòðÿ íà òî, ÷òî «ïåðåòü» ïðèäåòñÿ êàêú ðàçú ëáîìú âú ñòѣíó. Íó, è ðàçóìѣåòñÿ, âú ðåçóëüòàòѣ îñòàíåòñÿ òîëüêî øèøêà íà ñîáñòâåííîìú ñâîåìú ëáó…
   Ìû íå áóäåìú âõîäèòü âú ðàçáîðú èçîáðàæàåìîé àâòîðîìú æèçíè, òàêú êàêú îíà âñÿ ïî ñâîåìó èñêàæåí³þ äѣéñòâèòåëüíîñòè ñòîèòú íèæå âñÿêîé êðèòèêè. Àâòîðú ñàìú êàêú áû ïðåä÷óâñòâîâàëú, ÷òî ó ÷èòàòåëÿ ñú ïåðâûõú æå ñòðàíèöú ïîÿâèòñÿ ñîçíàí³å ôàëüøè, è âîòú îíú íà îáåðòêѣ åùå ïðåäóïðåæäàåòú, ÷òî ðàçñêàçûâàåòú «ïðàâäèâóþ èñòîð³þ». êú ÷åìó òàêàÿ ïðåäóïðåäèòåëüíîñòü? Ïðàâäèâàÿ èñòîð³ÿ áóäåòú íåñîìíѣííî ïðèíÿòà çà ïðàâäó ñàìà ïî ñåáѣ, áåçú ïðåäóïðåæäåí³é è êîììåíòàð³é. Ïðàâäó âîâñå íå òàêú ëåãêî ïðèíÿòü çà ëîæü, ðàâíî êàêú è ïðåäíàìѣðåííîå èñêàæåí³å ïðàâäû, íåñìîòðÿ íà âñѣ ïîñòîðîíí³ÿ óâѣðåí³ÿ, ïðèíÿòü çà ïðàâäó…
   ×èòàòåëþ ìîæåòú ïîêàçàòüñÿ ñòðàííûìú, êú ÷åìó ðåöåíçåíòú îñòàíàâëèâàåòñÿ íà òàêîìú ðîìàíѣ, êàêú «Ïåðåëîìú» ã. Ìàðêåâè÷à, åñëè ðîìàíú ïî ñâîåìó èñêàæåí³þ æèçíè ñòîèòú íèæå âñÿêîé êðèòèêè… Íà ýòî ìû âîòú ÷òî îòâѣòèìú. Ã. Ìàðêåâè÷ú ïèøåòú ðîìàíû áîëüø³å, äëèííûå, âú êîòîðûõú åñòü è ëþáîâü, è ñâàäüáà, è èçìѣíà, è ñòðàäàí³ÿ, åñòü è æåíùèíû äîáðîäѣòåëüíûÿ, ÷óòü íå àíãåëû, åñòü è êðàñàâèöû-êîøå÷êè, ïðåäíàçíà÷åííûÿ äëÿ ñâîáîäíîé ëþáâè, etc. etc.,— åñòü âñå, ÷ѣìú çàíÿòü ïðàçäíàãî, ñêó÷àþùàãî ÷èòàòåëÿ. Íà òàê³å ðîìàíû ïðè áѣäíîñòè íàøåé ñîâðåìåííîé áåëëåòðèñòèêè ñïðîñú áîëüøîé,— ÷èòàòåëåé íàõîäèòñÿ èíîãî. Íå äàðîìú æå ã. Ìàðêåâè÷ú íàçíà÷èëú çà ñâîé «Ïåðåëîìú» òàêóþ íåâîçìîæíóþ öѣíó — 6 ðóáëåé: ÿñíî, ÷òî îíú ïîíèìàåòú «ñâîé ìîìåíòú».
   Âîòú âú ñèëó «ýòîãî ìîìåíòà» ìû è îñòàíîâèëèñü íà íåâîçìîæíîìú ðîìàíѣ ã. Ìàðêåâè÷à. Íàñêîëüêî îíú íåâîçìîæåíú, ïóñòü ïîñìîòðèòú ñàìú ÷èòàòåëü áåçú íàøèõú êîììåíòàð³é, ïóñòü ïðîáѣæèòú ëþáóþ èçú ñöåíú, íàïîëíÿþùèõú ðîìàíú. Âîòú ñöåíà âñòðѣ÷è Òðîåðóêîâà ñú îäíèìú èçú ðåâîëþö³îíåðîâú, Èðèíàðõîìú Îâöûíûìú.
   «— Ïîòðóäèòåñü ñîéòè!— ïðîãîâîðèëú ãëóõèìú, ñäåðæàííûìú ãîëîñîìú Òðîåðóêîâú, âïåðÿÿ ãëàçà âú Èðèíàðõà.
   — Ýòî ÷òî çíà÷èòú?— âîñêëèêíóëú, õðàáðÿñü, òîòú, ñú øèðîêî ðàñêðûâøèìèñÿ ãëàçàìè.
   — Ïîæàëóéòå ñþäà!— ïîâòîðèëú Áîðèñú Âàñèëüåâè÷ú, è âú ýòèõú äâóõú ñëîâàõú çàçâó÷àëà íîòà òàêîé æåëѣçíîé ðѣøèìîñòè, ÷òî Îâöûíú ïî÷óâñòâîâàëú ñåáÿ ñðàçó áåçâëàñòíûìú ïðîòèâèòüñÿ åé…
   Èðèíàðõú ñîñêî÷èëú ñú òåëѣæêè, âñå òàêæå äåðæà ñâîþ ïàëêó îáѣèìè ðóêàìè.
   — Íó-ñú, ÷òî âàìú óãîäíî?— óðîíèëú îíú, âñå øèðå è øèðå ðàñêðûâàÿ çðà÷êè: «ÿ, ìîëú, áðàòú, òåáÿ íå áîþñü!…»
   Òðîåðóêîâú ñïðûãíóëú ñú ëîøàäè.
   — Ïîäåðæè,— ñêàçàëú îíú, êèäàÿ ïîâîäüÿ íà ðóêè âñå òóòú æå ñòîÿâøàãî ìóæè÷êà, è îòîøåëú øàãîâú íà äåñÿòü âú ñòîðîíó, ïðèãëàøàÿ êèâêîìú Îâöûíà èäòè çà íèìú.
   Òîòú, ìàõàÿ ñâîèìú îðóä³åìú, ïîïëåëñÿ çà íèìú… Òðîåðóêîâú îñòàíîâèëñÿ, îáåðíóëñÿ íà íåãî è, âûòàùèâú åãî ïèñüìî èçú êàðìàíà, ïðîòÿíóëú åãî ïðÿìî åìó ïîäú ãëàçà.
   — Ýòî âû ïèñàëè?
   — À õîòü áû è ÿ!…
   — Ïîíèìàëè âû, ÷òî ïèñàëè?…
   — Çíà÷èòú ïîíèìàëú, êîãäà ïèñàëú.
   — ×òî âû ïîíèìàëè?…
   — À ïîíèìàëú, ÷òî ñëѣäóåòú,— îòâѣòèëú îíú,— è ÷òî ñàìè âû ëó÷øå ìåíÿ çíàå….
   Îíú íå óñïѣëú äîãîâîðèòü. Òðîåðóêîâú óõâàòèëñÿ çà âèñѣâøóþ ó íåãî íà ðóêѣ ïëåòü è ñúѣçäèëú åþ ñú ðàçìàõà ðàçú è äâà ïî íàãëî õèõèêàâøåìó åãî ëèöó…
   Æ-ææè! ñëîâíî ýõîìú (?) óäàðó âçâèçãíóëú íåóäåðæèìî ñòîÿâø³é ïîäëѣ ñú ëîøàäüþ êîñàðü…
   Èðèíàðõú âûðîíèëú ïàëêó èçú ðóêú è ñõâàòèëñÿ èìè çà èñïîëîñàííûÿ ñâîè ùåêè…» (ò. II, ñòð. 160—161).
   Òðîåðóêîâú óñïѣëú óѣõàòü, à Èðèíàðõú êàêú âñå è ñòîÿëú, áåçìîëâíî ïðèíÿâøè óäàðû ïëåòüþ,— õîòü áû ñëîâî êàêîå ïðîìîëâèëú. Âîòú êàêîâû áûëè ðåâîëþö³îíåðû 60 ãîäîâú!
   Íî åñëè âçÿòü è êàðòèíû áîëѣå çíàêîìîé àâòîðó æèçíè, íàïðèìѣðú, ðàçãîâîðú âú ëàêåéñêîé, òî è òóòú»âûõîäèòú ÷îðòú çíàåòú ÷òî — íå ðàçãîâîðú, à êàêîå-òî êðèâëÿíüå,— íå æèçíü, à êàððèêàòóðà íà æèçíü… Îäíèìú ñëîâîìú, âûõîäèòú êàêîå-òî ïðåäñòàâëåí³å, êîòîðûìú àâòîðú õî÷åòú ïîòѣøèòü ÷èòàòåëÿ. È ïîòîìó ÷èòàòåëü ÷óòü íå íà êàæäîìú ñëîâѣ ÷óâñòâóåòú, ÷òî àâòîðú ïåðåäú íèìú ëîìàåòñÿ, ïðåäñòàâëÿåòú. Òàêîå ÷óâñòâî èñïûòûâàåòú îíú âî âñå ïðîäîëæåí³å ðîìàíà, êàêú ïðè èçîáðàæåí³è ïðèñëóãè, ìóæèêîâú, òàêú îäèíàêîâî è âûñøàãî îáùåñòâà, è ðåâîëþö³îíåðîâú.
   Ëîìàíüå, ïðåäíàìѣðåííîå ïðåäñòàâëåíüå, ñú öѣëüþ ïîó÷èòü, îòâðàòèòü, ïðåäóïðåäèòü — âîòú ñóòü è çàäà÷à «Ïåðåëîìà».

Ê.

«Ðóññêàÿ Ìûñëü», No 9, 1882

Источник

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Маркевич.

Болеслав Михайлович Маркевич (1822, Санкт-Петербург, Российская империя — 18 (30) ноября 1884, Санкт-Петербург) — русский писатель, публицист, литературный критик, государственный служащий.

Биография[править | править код]

Родился в Петербурге, в семье, ведущей происхождение от польского шляхетского рода. Детство провёл в Киеве и в Волынской губернии, в 1836 году вместе с семьёй переехал в Одессу, и поступил там в гимназию при Ришельевском лицее. В 1838 году поступил на юридический факультет Ришельевского лицея. По окончании лицея Маркевич переехал в Петербург и пошёл служить в Министерство государственных имуществ.

В это время общался с В. Г. Белинским, активно участвовал в кружке Белинского[1]. Несмотря на растущее расхождение в политических взглядах, на протяжении долгих лет поддерживал дружеские отношения с графом А. К. Толстым и состоял с ним в постоянной переписке.

В период с 1848 по 1854 год работал в канцелярии московского генерал-губернатора, затем служил в петербургском Министерстве государственного контроля до 1860 года; с 15 апреля 1859 года — статский советник. В 1863 году стал чиновником особых поручений в Министерстве внутренних дел. В 1866 году стал камергером и был переведён в Министерство народного просвещения: с 16 июля 1867 года — чиновник особых поручений министерства, с 1873 года состоял в Совете министра народного просвещения. В 1875 году карьере его был положен неожиданный конец: его в 24 часа уволили от службы. Выяснилось, что он получил 5 тыс. руб. за то, что «содействовал» отобранию «Санкт-Петербургских ведомостей» от В. Ф. Корша и передаче их в другие руки. Увольнение его произвело большую сенсацию.

В конце 1840-х увлёкся сочинительством, начав как водевилист, затем сблизился с кругом М. Н. Каткова и с ним самим лично, в середине 60-х стал сотрудником «Московских ведомостей» и «Русского вестника», печатался как романист, театральный и литературный критик. Позже печатался в газетах «Русский мир», «Биржевые ведомости», «Санкт-Петербургские ведомости». В своих статьях и произведениях он высказывал консервативную точку зрения на актуальные вопросы, критиковал современную ему интеллигенцию за чрезмерное увлечение западными ценностями.

Если семинарство кинулось в радикализм социалистического оттенка в силу всего своего печального, грубого и приниженного быта, то в дворянской среде явление это следует искать в этой (passez moi le terme)[2] либеральной мастурбации на всякие парламентарные и республиканские порядки Запада, которой предавались у нас в прошлое царствование немалое число культурных тунеядцев, что им нисколько не мешало злоупотреблять своим помещичьим правом, проигрывать крестьян своих в карты и предоставлять воспитание своих детей произволу матушки-судьбы.
— Письмо от 23 июля 1880 г. П. К. Щебальскому // Письма Б. М. Маркевича к графу А. К. Толстому, П. К. Щебальскому и другим. СПБ., 1888. — С. 154

За свои взгляды постоянно подвергался критике со стороны либеральных писателей и журналистов, которых он называл «мошенники пера, прелюбодеи мысли и разбойники печати»[3][4]. Похоронен в Петербурге на Никольском кладбище Александро-Невской лавры (фото могилы).

Библиография[править | править код]

Самым известным писательским трудом Маркевича является его трилогия: «Четверть века назад», «Перелом» и «Бездна». В этих произведениях писатель показывает противостояние в общественной мысли в России начиная с 40-х годов XIX века, идеологическую борьбу западников и славянофилов. В персонажах романов угадываются реальные исторические прототипы. Трилогия имела большой успех во всех слоях общества, от студенчества до императорского двора.

Первый день брака: водевиль. — СПб., 1858.
Роман [в 2-х ч.] / [Соч.] Б. Лесницкого [псевд.]. — М.: Унив. тип., 1867 (обл. 1868). — 241 с.
Князь Григорий Щербатов о графе Уварове. — М.: Унив. тип. (Катков и К°), 1870. — 122 с.
На повороте. Два романа Б. М. Маркевича. Т. 1—3. — СПб.: М. О. Вольф, 1874
- Т. 1. Марина из Алого-Рога.
- Т. 2. Ч. 1. Забытый вопрос
- Т. 3. Ч. 2. Забытый вопрос
Четверть века назад. Ч. 1. — М.: тип. М. Н. Лаврова и К°, 1879. — 447 с.
Четверть века назад. Ч. 2. — М.: тип. М. Н. Лаврова и К°, 1879. — 348 с.
Бездна. — М.: Унив. тип., 1883—1884 (обл. 1885)
- Ч. 1. — 1883. — 319 с.
- Ч. 2. — 1883 (обл. 1885). — 316 с.
- Ч. 3. — 1884 (обл. 1885). — 306 с.
Чад жизни: Драма в 5 д. Заимствована из романа «Перелом». — СПб.: тип. т-ва «Обществ. польза», 1884. — 121 с.
Письма Б. М. Маркевича к графу А. К. Толстому, П. К. Щербальскому и др. — СПб.: тип. т-ва «Обществ. польза», 1888. — 369 с. (фр.) и (рус.)

Примечания[править | править код]

↑ В. А. Панаев. Из «воспоминаний». Из главы XXIII …Субботы у И. И. Панаева… // В. Г. Белинский в воспоминаниях современников / составление, подготовка текста и примечаний А. А. Козловского и К. И. Тюнькина; вступительная статья К. И. Тюнькина. — 2-е издание. — М., 1977. — 736 с. — (Серия литературных мемуаров). — 50 000 экз.
↑ (Франц.) Извините за выражение
↑ Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений
↑ Впоследствии выражение «Мошенники пера и разбойники печати» стало крылатым, и использовалось зачастую и против самого Маркевича теми же либералами

Литература[править | править код]

Венгеров С. А. Маркевич, Болеслав Михайлович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки[править | править код]

Михаил Смолин Забытый консервативный писатель — Болеслав Маркевич

Источник

Annotation

Маркевич, Болеслав Михайлович — романист (1822–1884). Происходил из польской семьи; детство провел в имении отца в Волынской губернии. Получив под руководством француза-гувернера тщательное литературное образование, Маркевич поступил в одесский Ришельевский лицей, где окончил курс на юридическом отделении. Службу начал в министерстве государственных имуществ; в 1848-53 годах был чиновником особых поручений при московском генерал-губернаторе, затем служил в государственной канцелярии и министерстве внутренних дел; в 1866 г. перешел в министерство народного просвещения чиновником особых поручений; позднее был членом совета министра. Занимательный рассказчик, прекрасный декламатор, устроитель домашних спектаклей и пикников, типичный «чиновник особых поручений» на все руки, Маркевич был принят в аристократических сферах. В 1875 г. карьере его был положен неожиданный конец; его в 24 часа уволили от службы. Выяснилось, что он получил 5 тысяч рублей за то, что «содействовал» отобранию «Санкт-Петербургского Ведомства» от В.Ф. Корша и передаче их в другие руки. Увольнение его произвело большую сенсацию, особенно в виду того, что за несколько месяцев до того Маркевич, всегда говоривший в своих произведениях об «утрате идеалов», «чистом искусстве», «мерзостном материализме» и т. д., поместил корреспонденцию в «Московских Ведомостях», где всех либеральных журналистов обозвал «разбойниками пера и мошенниками печати». Поработав некоторое время в «Голосе», где писал воскресные фельетоны под псевдонимом «Волна», Маркевич стал усердным поставщиком романов и повестей для «Русского Вестника», где напечатал обширную «трилогию»: «Четверть века назад» (1878), «Перелом» (1880) и «Бездна» (1883 — 84; неокончена). В «Московских Ведомостях» он помещал корреспонденции (за подписью «Иногородный обыватель»), в которых давал полную волю своему озлоблению против петербургской журналистики и ее любимцев. Одна из них, в которой он, после оваций, выпавших на долю Тургенева в 1879 г., обвинял великого романиста в «кувыркании» перед молодежью, послужила предметом шумного литературного инцидента. При всей своей кротости, Тургенев не выдержал и ответил письмом к редактору «Вестника Европы» («Сочинения», том Х), которое заканчивалось такой характеристикой «Иногороднего обывателя»: «И как подумаешь, из чьих уст исходят эти клеветы, эти обвинения!? Из уст человека, с младых ногтей заслужившего репутацию виртуоза в деле низкопоклонства и «кувыркания», сперва добровольного, а наконец даже невольного! Правда — ему ни терять, ни бояться нечего: его имя стало нарицательным именем, и он не из числа людей, которых дозволительно потребовать к ответу». Вскоре после смерти Маркевича было издано собрание его сочинений (Санкт-Петербург, 1885; 2-е издание, Москва, 1911). Значительнейшая их часть написана в 70-х годах, после того как шум, поднятый «Мариной из Алаго Рога» (1873), побудил Маркевича обратить внимание на свои беллетристические способности. В 1880-х годах имела некоторый сценический успех драма «Чад жизни» (или «Ольга Ранцева»), выкроенная из «Перелома». Художественное дарование Маркевича само по себе не принадлежит к числу крупных.

. Те из его сочинений, где нет острой приправы тенденциознейшего освещения общественной жизни 60-х и 70-х годов, совершенно затерялись в массе журнального балласта, а в тех произведениях, которые читались в силу посторонних искусству соображений, все чисто художественное, за немногими исключениями (таков, например, тип интриганки Ольги Ранцевой в «Переломе»), довольно ординарно. Воюя с движением 60-х годов, извратившим «чистое искусство» введением «тенденции», Маркевич, однако, очень хорошо понял, какие преимущества дает тенденциозность писателю, неспособному обратить на себя внимание непосредственно-художественными достоинствами. Маркевич — самый тенденциозный писатель из всей «плеяды» «Русский Вестник», избравшей своей специальностью дискредитирование русского либерализма. По определению автора наиболее обстоятельной статьи о Маркевиче, К.К. Арсеньева, он обратил роман в «орудие регресса». Все, что проповедовалось в передовых статьях «Московских Ведомостей», находило эхо в произведениях Маркевича, причем он пускал в ход средство, недоступное публицисту — извращенное и порой прямо пасквильное изображение нелюбезных издателю «Московских Ведомостей» лиц. Это сообщало произведениям Маркевича пикантность и давало ему читателей. Под прозрачными псевдонимами он выводил крупных государственных людей, и средняя публика, всегда интересующаяся интимной жизнью высокопоставленных лиц, набрасывалась на сенсационные разоблачения Маркевича с тем же жаром, с каким публика немецкая читает Грегора Самарова и других авторов, пишущих романы на сюжеты из «современной истории». Если верить его трилогии, столь мало оправдывающей свое заглавие: «правдивая история», государственная измена охватила в 60-х и 70-х годах не только общество, но и высшие сферы правительственной власти, не исключая министров и членов государственного совета. Прокуроры и жандармы не преследуют, а покровительствуют крамоле, исправники — друзья пропагандистов и т. п. Прогрессивная молодежь — собрание жалких трусов, невежд и глупцов, для которых, по убеждению положительного лица трилогии проповедника «сильной власти» Троекурова — есть только один путь вразумления: нагайка. — Ср. К.К. Арсеньев «Критические этюды» (часть II); «Русский Вестник» (1886, № 3 и 4). С. Венгеров.

Двѣ маски

III

VII

VIII

notes

Двѣ маски

Святочный разсказъ [1]

(Памяти Дм. Ив. Нарышкина)

Le vrai peut quelquefois n’être pas vraisemblable.

Boileau.

Я плылъ по Волгѣ вверхъ на Самолетскомъ пароходѣ. Погода стояла великолѣпная; пассажировъ было мало; поваръ — какой-то доморощенный Каремъ, какихъ создавали Гоголевскіе Пѣтухи крѣпостныхъ временъ, — кормилъ отлично… Препріятное было путешествіе.

Остановились мы однажды у одной изъ пристаней, на которыхъ пароходы Самолета запасаются дровами …

Источник