Если на переломе я его безумно

Если вы упали на улице: как лечат переломы сегодня

Содержание:

• Первая помощь при падении
• Как лечат переломы сегодня
• Как защитить себя от падения и избежать перелома

Снег то выпадет, то подтает и замерзнет — и такая погода, похоже, надолго. Как защитить себя от падений на скользкой дороге? Можно ли самому отличить ушиб или растяжение от перелома? Когда надо обращаться к врачу и что может предложить современная медицина для лечения переломов? Рассказывает заведующий травматологическим отделением ГКБ № 17 г. Москвы.

Первая помощь при падении

Если вы упали и есть сомнения по поводу целостности костей, суставов и связок, не тяните с обращением в травмпункт. Если показаться травматологу в первые часы после травмы, а не через несколько дней, лечение будет более эффективным и удастся избежать серьезных осложнений.

Можно ли самостоятельно отличить перелом от растяжения или сильного ушиба? Непрофессионалу это сложно, но можно дать некоторые подсказки. При растяжении — несмотря на боль — получается согнуть и разогнуть ногу, пошевелить пальцами. Отек поврежденной конечности присутствует, но без бордовых кровоподтеков. Но окончательный вердикт — перелом это или нет — даст только рентген.

Конечно же, если сломана кость, нужна помощь врача. А вот при ушибе и растяжении человек может справиться сам. Наложите на пострадавшее место лед, а поврежденный сустав зафиксируйте эластичным бинтом или шарфом. Холод уменьшит боль и отек: годится любой замороженный продукт из морозилки. Положите туда полиэтиленовый пакет или бутылку с водой — воспользуйтесь ими позже. Но не увлекайтесь: холод не стоит держать дольше 15-20 секунд, делайте перерывы.

Для обезболивания подойдет любой анальгетик (анальгин, пенталгин, солпадеин). Для снятия воспаления хороши мази и кремы на основе ибупрофена и диклофенака. Место ушиба можно смазывать рассасывающими гелями (типа троксевазина), улучшающими поверхностное кровообращение. Но лучше всего, если вас осмотрит врач-травматолог и даст свои рекомендации.

Как лечат переломы сегодня

При неосложненном переломе врач после рентгена поправит сломанную кость, а затем обездвижит ее. При сложных переломах потребуется хирургическое лечение, так называемый остеосинтез, при котором используются внутренние фиксаторы — пластины, винты, гвозди. Зафиксировать перелом сегодня можно не только стародавним гипсом, но и с помощью современных синтетических материалов.

Например, полимерный бинт по прочности и возможности фиксации не уступают гипсу, но повязки из него гораздо легче и удобнее в уходе.

Также пациентам нравятся легкие повязки из термопластика с крупными ячейками. С ними можно принимать душ, кожа под такими конструкциями дышит и не чешется. Есть модели с застёжкой, что позволяет травматологу регулировать повязку — ослабить или затянуть потуже.

Вместо гипса травматолог может надеть на травмированный сустав колена неподвижные ортезы (туторы).

Есть и другой вариант — брейсы. Такие динамические ортезы ставят на колено, голеностоп и локтевой сустав. В них есть шарниры, обеспечивающие движение в нужной плоскости и отклонение лишь на определенный угол. Это позволяет безопасно нагружать поврежденную конечность задолго до окончательного выздоровления. В брейсах комфортней.

При незначительных повреждениях используются также мягкие повязки (бандажи), которые заметно снимают боль.

Как защитить себя от падения и избежать перелома

1. Не торопитесь. Равновесие легче потерять, когда вы двигаетесь слишком быстрым шагом. Если нужно оглядеться или ответить на звонок по телефону, остановитесь, не делайте этого на ходу. Ходите, широко расставляя ноги. Поднимайтесь в горку и спускайтесь с нее методом ступеньки — идите бочком, ставьте ступни по очереди перпендикулярно спуску.
2. Не носите сапоги и ботинки на высоких каблуках и с совершенно плоской подошвой без рифления. Самый устойчивый вариант — небольшой каблучок и так называемая «тракторная» подошва. Достаточно толстая, с протектором. Прежде на такой подошве делали обувь для альпинистов. Пожилому человеку поможет трость.
3. Не держите руки в карманах при ходьбе. Размахивайте ими в такт шагам. Это поможет сохранять равновесие.
4. Не носите сумку на плече. Держите поклажу в руке или в рюкзаке за плечами. Последний способ — самый надежный, поскольку освобождаются руки, поддерживающие равновесие.
5. Не вскакивайте сразу после падения и не бегите дальше по делам. Аккуратно встаньте и прислушайтесь к себе — боль от травмы может проявиться не сразу.
6. Не помогайте пострадавшему месту растираниями (они противопоказаны сразу после травмы). Определить, что случилось — перелом, вывих, растяжение — может только специалист. Он же выберет способ лечения.
7. Не пытайтесь помочь себе при падении ладонью. По статистике, самый частый перелом — в области лучезапястного сустава, нередко происходит травма костей предплечья, иногда со смещением и отрывом сухожилий. Такие переломы требуют долгого лечения, а результат его не всегда радует. Если в долю секунды вы успели понять, что падение неизбежно, постарайтесь сгруппироваться и упасть на бок, при этом раскинув руки в разные стороны. Если у вас было что-то в руках, отбросьте этот предмет в сторону от себя.

По медицинским вопросам обязательно предварительно проконсультируйтесь с врачом

Александр Куприн

I

Первые впечатления. — Старички. — Прочная пуговица. — Что такое маслянка. — Грузов. — Ночь.

— Эй, как тебя!.. Новичок… как твоя фамилия?
Буланин даже и не подозревал, что этот окрик относится к нему — до того он был оглушен новыми впечатлениями. Он только что пришел из приемной комнаты, где его мать упрашивала какого-то высокого военного в бакенбардах быть поснисходительнее на первых порах к ее Мишеньке. «Уж вы, пожалуйста, с ним не по всей строгости, — говорила она, гладя в то же время бессознательно голову сына, — он у меня такой нежный… такой впечатлительный… он совсем на других мальчиков не похож». При этом у нее было такое жалкое, просящее, совсем непривычное для Буланина лицо, а высокий военный только кланялся и призвякивал шпорами. По-видимому, он торопился уйти, но, в силу давнишней привычки, продолжал выслушивать с равнодушным и вежливым терпением эти излияния материнской заботливости…
Две длинные рекреационные залы младшего возраста были полны народа. Новички робко жались вдоль стен и сидели на подоконниках, одетые в самые разнообразные костюмы: тут были желтые, голубые и красные косоворотки-рубашки, матросские курточки с золотыми якорями, высокие до колен чулки и сапожки с лаковыми отворотами, пояса широкие кожаные и узкие позументные. «Старички» в серых каламянковых блузах, подпоясанных ремнями, и таких же панталонах сразу бросались в глаза и своим однообразным костюмом и в особенности развязными манерами. Они ходили по двое и по трое по зале, обнявшись, заломив истрепанные кепи на затылок; некоторые перекликались через всю залу, иные с криком гонялись друг за другом. Густая пыль поднималась с натертого мастикой паркета. Можно было подумать, что вся эта топочащая, кричащая и свистящая толпа нарочно старалась кого-то ошеломить своей возней и гамом.
— Ты оглох, что ли? Как твоя фамилия, я тебя спрашиваю?
Буланин вздрогнул и поднял глаза. Перед ним, заложив руки в карманы панталон, стоял рослый воспитанник и рассматривал его сонным, скучающим взглядом.
— Моя фамилия Буланин, — ответил новичок.
— Очень рад. А у тебя гостинцы есть, Буланин?
— Нет…
— Это, братец, скверно, что у тебя нет гостинцев. Пойдешь в отпуск — принеси.
— Хорошо, я принесу.
— И со мной поделись… Ладно?..
— Хорошо, с удовольствием.
Но старичок не уходил. Он, по-видимому, скучал и искал развлечения. Внимание его привлекли большие металлические пуговицы, пришитые в два ряда на курточке Буланина.
— Ишь ты, какие пуговицы у тебя ловкие, — сказал он, трогая одну из них пальцем.
— О, это такие пуговицы… — суетливо обрадовался Буланин. — Их ни за что оторвать нельзя. Вот попробуй-ка!
Старичок захватил между своими двумя грязными пальцами пуговицу и начал вертеть ее. Но пуговица не поддавалась. Курточка шилась дома, шилась на рост, в расчете нарядить в нее Васеньку, когда Мишеньке она станет мала. А пуговицы пришивала сама мать двойной провощенной ниткой.
Воспитанник оставил пуговицу, поглядел на свои пальцы, где от нажима острых краев остались синие рубцы, и сказал:
— Крепкая пуговица!.. Эй, Базутка, — крикнул он пробегавшему мимо маленькому белокурому, розовому толстяку, — посмотри, какая у новичка пуговица здоровая!
Скоро вокруг Буланина, в углу между печкой и дверью, образовалась довольно густая толпа. Тотчас же установилась очередь. «Чур, я за Базуткой!» — крикнул чей-то голос, и тотчас же остальные загалдели: «А я за Миллером! А я за Утконосом! А я за тобой!» — и покамест один вертел пуговицу, другие уже протягивали руки и даже пощелкивали от нетерпения пальцами.
Но пуговица держалась по-прежнему крепко.
— Позовите Грузова! — сказал кто-то из толпы.
Тотчас же другие закричали: «Грузов! Грузов!» Двое побежали его разыскивать.
Пришел Грузов, малый лет пятнадцати, с желтым, испитым, арестантским лицом, сидевший в первых двух классах уже четыре года, — один из первых силачей возраста. Он, собственно, не шел, а влачился, не поднимая ног от земли и при каждом шаге падая туловищем то в одну, то в другую сторону, точно плыл или катился на коньках. При этом он поминутно сплевывал сквозь зубы с какой-то особенной кучерской лихостью. Расталкивая кучку плечом, он спросил сиплым басом:
— Что у вас тут, ребята?
Ему рассказали, в чем дело. Но, чувствуя себя героем минуты, он не торопился. Оглядев внимательно новичка с ног до головы, он буркнул:
— Фамилия?..
— Что? — спросил робко Буланин.
— Дурак, как твоя фамилия?
— Бу… Буланин…
— А почему же не Савраскин? Ишь ты, фамилия-то какая… лошадиная.
Кругом услужливо рассмеялись. Грузов продолжал:
— А ты, Буланка, пробовал когда-нибудь маслянки?
— Н… нет… не пробовал.
— Как? Ни разу не пробовал?
— Ни разу…
— Вот так штука! Хочешь, я тебя угощу?
И, не дожидаясь ответа Буланина, Грузов нагнул его голову вниз и очень больно и быстро ударил по ней сначала концом большого пальца, а потом дробно костяшками всех остальных, сжатых в кулак.
— Вот тебе маслянка, и другая, и третья!.. Ну что, Буланка, вкусно? Может быть, еще хочешь?
Старички радостно гоготали: «Уж этот Грузов! Отчаянный!.. Здорово новичка маслинками накормил».
Буланин тоже силился улыбнуться, хотя от трех маслянок ему было так больно, что невольно слезы выступили на глазах. Грузову объяснили, зачем его звали. Он самоуверенно взялся за пуговицу и стал ее с ожесточением крутить. Однако, несмотря на то, что он прилагал все бо́льшие и бо́льшие усилия, пуговица продолжала упорно держаться на своем месте. Тогда, из боязни уронить свой авторитет перед «малышами», весь красный от натуги, он уперся одной рукой в грудь Буланина, а другой изо всех сил рванул пуговицу к себе. Пуговица отлетела с мясом, но толчок был так быстр и внезапен, что Буланин сразу сел на пол. На этот раз никто не рассмеялся. Может быть, у каждого мелькнула в это мгновение мысль, что и он когда-то был новичком, в такой же курточке, сшитой дома любимыми руками.
Буланин поднялся на ноги. Как он ни старался удержаться, слезы все-таки же покатились из его глаз, и он, закрыв лицо руками, прижался к печке.
— Эх ты, рева-корова! — произнес Грузов презрительно, стукнул новичка ладонью по затылку, бросил ему пуговицу в лицо и ушел своей разгильдяйской походкой.
Скоро Буланин остался один. Он продолжал плакать. Кроме боли и незаслуженной обиды, какое-то странное, сложное чувство терзало его маленькое сердце, — чувство, похожее на то, как будто бы он сам только что совершил какой-то нехороший, непоправимый, глупый поступок. Но в этом чувстве он покамест разобраться не мог.
Страшно медленно, скучно и тяжело, точно длинный сон, тянулся для Буланина этот первый день гимназической жизни. Были минуты, когда ему начинало казаться, что не пять или шесть часов, а по крайней мере полмесяца прошло с того грустного момента, как он вместе с матерью взбирался по широким каменным ступеням парадного крыльца и с трепетом вступил в огромные стеклянные двери, на которых медь блестела с холодной и внушительной яркостью…
Одинокий, точно забытый всем светом, мальчик рассматривал окружавшую его казенную обстановку. Две длинные залы — рекреационная и чайная (они разделялись аркой) — были выкрашены снизу до высоты человеческого роста коричневой масляной краской, а выше — розовой известкой. По левую сторону рекреационной залы тянулись окна, полузаделанные решетками, а по правую — стеклянные двери, ведущие в классы; простенки между дверьми и окнами были заняты раскрашенными картинами из отечественной истории и рисунками разных зверей, а в дальнем углу лампада теплилась перед огромным образом св. Александра Невского, к которому вели три обитые красным сукном ступеньки. Вокруг стен чайной залы стояли черные столы и скамейки; их сдвигали в один общий стол к чаю и завтраку. По стенам тоже висели картины, изображавшие геройские подвиги русских воинов, но висели настолько высоко, что, даже ставши на стол, нельзя было рассмотреть, что под ними подписано… Вдоль обеих зал, как раз посреди их, висел длинный ряд опускных ламп с абажурами и медными шарами для противовеса…
Наскучив бродить вдоль этих бесконечно длинных зал, Буланин вышел на плац — большую квадратную лужайку, окруженную с двух сторон валом, а с двух других — сплошной стеной желтой акации. На плацу старички играли в лапту, другие ходили обнявшись, третьи с вала бросали камни в зеленый от тины пруд, лежавший глаголем шагах в пятидесяти за линией валов; к пруду гимназистам ходить не позволялось, и чтобы следить за этим — на валу во время прогулки торчал дежурный дядька.
Все эти впечатления резкими, неизгладимыми чертами запали в память Буланина. Сколько раз потом, за все семь лет гимназической жизни, видел он и эти коричневые с розовым стены, и плац с чахлой травой, вытоптанной многочисленными ногами, и длинные, узкие коридоры, и чугунную лестницу, — и так привык к ним, что они сделались как бы частью его самого… Но впечатления первого дня все-таки не умирали в его душе, и он всегда мог вызвать чрезвычайно живо перед своими глазами тогдашний вид всех этих предметов, — вид, совсем отличный от их настоящего вида, гораздо более яркий, свежий и как будто бы наивный.
Вечером Буланину, вместе с прочими новичками, дали в каменной кружке мутного сладкого чаю и половину французской булки. Но булка оказалась кислой на вкус, а чай отдавал рыбой. После чая дядька показал Буланину его кровать.
Спальня младшего возраста долго не могла угомониться. Старички в одних рубашках перебегали с кровати на кровать, слышался хохот, шум возни, звонкие удары ладонью по голому телу. Только через час стал затихать этот кавардак и умолк сердитый голос воспитателя, окликавшего шалунов по фамилиям.
Когда же шум совершенно прекратился, когда отовсюду послышалось глубокое дыхание спящих, прерываемое изредка сонным бредом, Буланину сделалось невыразимо тяжело. Все, что на время забылось им, что заволоклось новыми впечатлениями, — все это вдруг припомнилось ему с беспощадной ясностью: дом, сестры, брат, друг детских игр — кухаркин племянник Савка и, наконец, это дорогое, близкое лицо, которое сегодня в приемной казалось таким просящим. Тонкая, глубокая нежность и какая-то болезненная жалость к матери переполнили сердце Буланина. Ему припомнились все те случаи, когда он бывал с нею недостаточно нежен, непочтителен, порою даже груб. И ему представлялось, что если бы теперь, каким-нибудь волшебством, увиделся он с матерью, то он сумел бы собрать в своей душе такой запас любви, благодарности и ласки, что его хватило бы на многие и многие годы одиночества. В его разгоряченном, взволнованном и подавленном уме лицо матери представлялось таким бледным и болезненным, гимназия — таким неуютным и суровым местом, а он сам — таким несчастным, заброшенным мальчиком, что Буланин, прижавшись крепко ртом к подушке, заплакал жгучими, отчаянными слезами, от которых вздрагивала его узкая железная кровать, а в горле стоял какой-то сухой колючий клубок… Он вспомнил также сегодняшнюю историю с пуговицей и покраснел, несмотря на темноту. «Бедная мама! Как старательно пришивала она эти пуговицы, откусывая концы нитки зубами. С какою гордостью во время примерки любовалась она этой курточкой, обдергивая ее со всех сторон…» Буланин почувствовал, что он совершил сегодня утром против нее нехороший, низкий и трусливый поступок, когда предлагал старичкам оторвать пуговицу.
Он плакал до тех пор, пока сон не охватил его своими широкими объятиями… Но и во сне Буланин долго еще вздыхал прерывисто и глубоко, как вздыхают после слез очень маленькие дети. Впрочем, не он один в эту ночь плакал, спрятавшись лицом в подушку, при тусклом свете висячих ламп с контр-абажурами.